Ислам в России - общероссийский муфтият

Валиулла Якупов

ВАЖНОСТЬ УЧРЕЖДЕНИЯ МУФТИЯТА

22 сентября 1788 года российская императрица подписывает именной указ об учреждении Оренбургского Мухаммеданского Духовного Собрания (ОМДС) в г. Уфе, а 4 декабря 1789 года происходит торжественное открытие муфтията. Наконец-то наш народ обретает официально признанное религиозное руководство, со временем муфтият превращается в авторитетный духовный центр, объединяющий вокруг себя разбросанный по империи татарский народ. Именно здесь трудились наши известные ученые, здесь татарский язык восстанавливает государственные функции и, постепенно обогащаясь, обретает современные черты.

На протяжении веков начинается собираться архив, аккумулируется письменное наследие и, может быть, наиболее важное — происходит сплочение национального духовенства, регулярное общение его представителей, возникает своего рода система в структурировании мусульманских религиозных деятелей, так как именно в Уфе встречаются имамы, разбросанные от Варшавы до Харбина, обмениваются опытом, просто общаются. Мечети в централизованном порядке начинают обеспечиваться квалифицированными кадрами имамов, т.к. появившаяся необходимость сдачи экзаменов в Уфе для замещения должности мусульманского священнослужителя дисциплинировала претендентов, явилась для них мотивом повышения уровня знаний. Вот почему именно в конце XVIII века у татар были открыты медресе, стремление к учебе напоминает широко развернувшуюся кампанию. Многие известные медресе появляются как раз после возникновения муфтията. Как видим, создание муфтията в истории нашего народа, в его духовно-культурном развитии явилось одним из самых важных определяющих событий и достижений. Это бесспорный факт.

Однако, к сожалению, в годы расцвета дикого атеизма в нашей стране шла беспощадная борьба со всяким проявлением религии, а значит и с муфтиятом тоже. В целях искажения и укрытия истинной истории нашего народа насаждалось представление об уфимском муфтияте как о бесполезной и даже вредной структуре. Прискорбно, что эти устаревшие взгляды до сих пор держат в своем гипнотическом плену преобладающую часть наших исследователей. Для придания этому зловредному обману некоего правдоподобия даже используются критические высказывания и некоторых дореволюционных мусульман, мечтавших занять кресло муфтия, но не сумевших.

В то же время понятно, что такие достижения муфтията, как консолидация народа, его роль в формировании единой нации, сплочение мусульман под «одной крышей», с единым руководством, просвещение народных масс посредством образования, невозможно скрыть и заслонить. Это не удастся ни завистникам, ни клеветникам.

К счастью, в последнее время появляется всё больше работ, в которых осуществляются попытки объективного изучения истории муфтията. Наиболее успешна книга Д. Д. Азаматова1. Кроме этого можно отметить работы А. Юнусовой, И. Загидулина, Н. Гарипова и др. Но даже в них нельзя не заметить сохраняющуюся тенденцию определенного недоверия к муфтиям, подозрительного подхода к их деятельности. А ведь эти муфтии наиболее важные деятели в среде нашего народа, они в условиях колониального гнета все делали для отстаивания интересов своего народа, кропотливо и настойчиво старались расширять религиозные права своей «конфессионально угнетенной» паствы и добивались определенных успехов вопреки жестоким имперским порядкам православного царизма.

С началом перестройки появляются наряду с исламоведческо-атеистической литературой и религиозные издания, которые также касаются в том числе вопросов деятельности муфтията. Наиболее заметной работой является книга Габделхака хазрата Саматова «Миллґтебездґ Ислам дине» («Религия Ислам в нашей нации»), в которой практически полностью приведена работа Габделкаха хазрата Садыкова по этой теме, подготовленная на основе дореволюционных источников. Известно, что до революции джадидские ученые, не согласные с колониальным статусом татар в России, подвергали критике царизм. В этой связи под эту критику подпадал и муфтият, явившийся частью имперского режима. Ведение критики в такой опосредованной форме объясняется наличием жесткой цензуры, не позволявшей открытого изложения позиций. Поэтому и в упомянутой работе есть отголоски дискуссий тех лет, содержащих необоснованную критику в адрес муфтиев. А разделы книги, написанные собственно Габделхаком хазратом Саматовым самостоятельно, например, глава о Талгате хазрате Тажетдине, отличаются информационной насыщенностью и объективностью. Любопытно, что Г. Саматов не считает Габделбария хазрата Исаева муфтием, хотя тот официально и был избран на этот пост, поэтому у Г. Саматова Т. Тажетдин назван одиннадцатым муфтием, хотя на самом деле Г. Исаев — одиннадцатый, а Т. Тажетдин — двенадцатый муфтий.

Понятно, что этих людей, общероссийских муфтиев, составляющих золотой фонд нации, необходимо оценивать по достоинству, избавляться от политически обусловленной конъюнктурной критики в их адрес, упоминать их в своих молитвах и по справедливости описывать их деяния и достижения.
О востребованности такого анализа и исследования свидетельствует и современное положение дел в России. Не секрет, что сегодня исламская конфессия так и не обрела себе подобающего места в Российской Федерации, в то время как православная церковь последовательно укрепляет связи с государством, Ислам же остается в стороне, будучи внутренне раздробленным, страдающим от исламофобии и постоянно оправдывающимся. А ведь ещё в условиях Российской империи, основанной на колониальной идеологии, наши предшественники смогли поднять Ислам на государственный уровень — муфтият был государственным учреждением, финансировался из бюджета и контролировал религиозную жизнь повсеместно. Очень важно, что и считающаяся угнетенной наша конфессия, стараниями деятелей муфтията, в XIX веке становится самой быстрой растущей религией. С открытием муфтията среди татар строительство мечетей-медресе идёт с высокой скоростью, востребованность квалифицированных кадров приводит к повышению требований к стандартам обучения в медресе, которые качественно преображаются. Возникает конкуренция между ними, что в свою очередь приводит к обновлению в педагогике. Эти тенденции порождают острый спрос на печатную книгу, на массовые учебники и в течение одного века татарский народ совершенно преображается, и это было изменение к лучшему. Обретение муфтията позволяет татарам в системном порядке укрепить всю просветительско-образовательную сферу и выйти на передовые позиции в мире. Необходимо отметить: русские миссионеры прекрасно понимали, что причиной такого быстрого прогресса татар-мусульман является появление муфтията. Ведь до его открытия успешно шёл процесс крещения татар. А с момента учреждения муфтията ни о каком массовом крещении не может быть и речи, миссионеры вынуждены лишь наблюдать постоянное отпадение в Ислам ранее крестившихся. Они прекрасно понимали, что является причиной такого положения дел, поэтому вели упорную борьбу с муфтиятом, добивались его ликвидации или хотя бы дискредитации. Для этой цели они использовали и своих прирученных, прикормленных карманных мулл, например тех, которые не стеснялись получать деньги в созданных с миссионерскими целями русско-татарских школах. Не ограничиваясь только методами клеветы и сплетен, миссионерские круги настойчиво и открыто требовали закрытия муфтията. К сожалению, написанные на деньги миссионеров грязные доносы и сплетни, нафантазированные клеветнические измышления в адрес муфтиев до сих пор у нас воспринимаются как «научные факты». Очевидна необходимость отказаться от такого некритичного наивного подхода и заново перепроверить эти сплетни и байки.

О присущей муфтияту творческой атмосфере, о направленности его коллектива на прогресс свидетельствует тот факт, что внутри этой организации сложился как ученый Ризаэтдин хазрат Фахретдин. Как известно, он в 1891–1906 гг. служил здесь в качестве казыя, и работа при муфтии стала для него подлинным университетом, так как он окончил лишь деревенское медресе и не смог более нигде учиться по семейным обстоятельствам. Его становление в качестве незаурядного ученого происходило именно в муфтияте.

Создание муфтията сыграло неоценимую роль в сохранении истории нашего народа, так как в его архиве сохранились десятки тысяч документов. Даже повседневная деятельность этого учреждения фиксировалась в специальных журналах. Муфтият собирал приходящие в его адрес обращения, вопросы, готовил на них ответы, разобранные им проблемы представляют для нас и сегодня значительный интерес. Кроме этого муфтият вел регистрацию семейно-брачных отношений, наследственных дел, вел по этим вопросам переписку с государственными учреждениями. Не менее важно, что здесь собиралась информация о мусульманских священнослужителях. Как видим, без муфтията история нашего народа была бы куда беднее и примитивнее.

Важно, что с самого своего появления муфтият действует на демократических основах. Хотя руководителем считался муфтий, наряду с ним избирались три казыя из среды имамов Казанской губернии. Любопытно, что в условиях крепостнической самодержавной монархии наши предки отстояли свою приверженность демократии и заставили считаться со своими обычаями абсолютистский режим.

Ещё раз подчеркнем, что создание выборного органа в условиях православной империи, в которой цари претендовали едва ли на божественный статус, считая себя «помазанниками божиими», когда вся государственная система была нацелена на рабское подчинение, является достижением наших предков, которым нельзя не гордиться. Хотя муфтият и размещался в г. Уфе, по закону трое казыев для работы в нем избирались в Казанской губернии. Это является косвенным свидетельством признания роли Казани в духовной истории нашего народа и русскими царями.

Процедура избрания казыев была следующей: на уездных собраниях духовенства избиралось по два представителя на общегубернский съезд, на котором тайным голосованием избиралось по три казыя и кандидата, которые заступали на должность на случай болезни или смерти казыя. Претендент, получивший наибольшее количество голосов, считался старшим казыем, он замещал муфтия на периоды его командировок, болезни или смерти. Эти съезды проходили в Казанской татарской ратуше обычно под председательством авторитетного купца.

Избрание казыев на известный срок — три года, безусловно, добавляло им смелости, поэтому у них была возможность контроля за деятельностью муфтиев, так как решения в муфтияте принимались большинством голосов. Если голоса разделялись поровну по двое, то тогда преимущество отдавалось той стороне, за которую голосовал муфтий.

Очевидно, что проводившиеся каждые три года в Казанской губернии такого рода серьезные избирательные кампании оказывали мощное влияние на общественную жизнь народа, способствовали пробуждению самосознания, самоорганизации, консолидации народа. В результате появилась особая прослойка казыев, ещё одна возможность общественного роста.

На основании законов, принятых ещё в XVIII веке, в России для строительства новой мечети и назначения там официального имама ставилось условие наличия 200 мужчин. Муфтият же ищет различные пути, чтобы обойти это искусственное препятствие, его целью было создание в каждой татарской деревне хотя бы одной мечети, другими словами, чтобы каждая деревня получила возможность приобщения к истинной религии и образованности, так как при мечетях обязательно создавались и медресе. Благодаря такой политике муфтията к 1859 году, по подсчетам миссионера Е. А. Малова, в Казанской губернии из 729 мечетей 224 были незаконными, т.е. в составе их приходов количество мужчин не достигало двухсот. Как видно, муфтият старался использовать свои небольшие права, предоставленные колониальной властью, для укрепления Ислама.

ОМДС — один из важнейших общественных институтов нашего народа. К сожалению, до сих пор существует предвзятое к нему отношение, стремление описывать его в качестве некоей предательской структуры. На самом же деле это аналог недавней советской автономии, своеобразная форма самоопределения татар, пусть и в религиозной оболочке. Конечно, права советской автономной республики были ограниченными, но в то же время она внесла свой вклад в развитие татарской культуры. Да, первые секретари Татарского обкома партии назначались из Москвы, а муфтии ОМДС — из Санкт-Петербурга, но всё равно они имели возможность доносить чаяния нашего народа до имперского центра.

Надо учитывать: ОМДС появился не только по царской милости, его появление — это достижение в первую очередь нашего народа, для этой цели было пролито много крови, проведено немало восстаний, была подана не одна сотня петиций и обращений. По мнению Ш. Марджани, открытие ОМДС, издание печатного Корана являлись одним из условий Кючюк-кайнарджийского мирного договора, т.е. Ш. Марджани считает, что предоставление некоторой степени свободы российским мусульманам — это вклад турецких султанов, одновременно бывших и халифами всех мусульман.

Сейчас наконец настало время для правильной оценки деятельности ОМДС, отказа от примитивных оценок недавнего прошлого. Например, муфтия Тевкелева любят обвинять в незнании арабского языка и отсутствии теологического образования. А ведь сан муфтия в ОМДС — это в первую очередь управленческая должность, а не научная. Муфтий был сосредоточен на решении административных задач.

В татарском языке лица, дающие фетвы по богословским вопросам, называются «фатваче», слово же «муфтий» в татарском языке означает «религиозный руководитель». Разность смыслов в одинаково звучащих словах в татарском и арабском языках не должна вводить в заблуждение, например, слово «мектеб» в татарском означает «школу», а в арабском — «офис», и таких различий очень много. К сожалению, манкуртизированные ученые, плохо владеющие татарским языком, многих вводят в заблуждение своим недопониманием тонкостей татарской речи, а иногда такого рода искажения делаются осознанно, так как многие сейчас презрительно относятся к татарскому языку, не признают его самоценным, самостоятельным языком и даже мечтают вытеснить его вовсе из мечетей, сохранив в них только русский и арабский языки.

Нашим исследователям можно было бы брать пример хотя бы с их русских коллег. Сейчас у них в корне поменялось отношение к официальным религиозным руководителям. Если в советское время они критиковались как реакционеры и черносотенцы, то теперь все они канонизированы и почитаются в качестве святых. Только у нас остаются в силе расхожие клише атеистического периода — продолжается ругань в адрес муфтиев. Бесспорно, нужно когда-то закончить эту затянувшуюся несправедливость.

Суммируя вводную часть, хочется ещё раз подчеркнуть, что институт муфтиев ОМДС оказался наиболее оболганным в советское атеистическое время. И если по отношению к некоторым дискредитировавшимся советской властью персоналиям отношение изменилось, например, к Г. Исхаки и др. деятелям — противникам большевиков, то к муфтиям ОМДС в татарской науке до сих пор сохраняется стойкая антипатия и даже неприязнь. Наши учёные заняты поиском в их деятельности негативных моментов и раздувания их до неимоверной величины. Наличие же позитива в их деятельности преподносится с удивлением и когда пишут об этом, то делают это как бы даже извиняясь за наличие положительных моментов в работе муфтиев ОМДС.

В чём причина такого подхода? Возникновение ОМДС было исключительным явлением, связанным с инициативой Екатерины II. В последующее время царская администрация считала его создание ошибкой и постоянно строила планы его ликвидации, так и не решившись на это, опасаясь татарских волнений и падения своего международного престижа. ОМДС был всегда объектом нападок мощного миссионерско-православного лобби. Победоносцев, Ильминский и др. пытались целенаправленно создавать негативный ореол вокруг ОМДС. Известно, что большевистская власть выстроила свою политику в отношении мусульманских меньшинств именно на теоретической основе этих миссионеров через их ученика — православного семинариста И. В. Сталина-Джугашвили. Таким образом, православно-миссионерская неприязнь к ОМДС и его муфтиям перетекла в качестве императива в исследования их наследников — татарских атеистов, озадаченных властью достижения цели национального обезличения народа, что можно было сделать в первую очередь очернением национальных героев, дискредитацией его духовных руководителей и религиозных подвижников.

Кроме этой главной причины существуют и другие, более частные и субъективные. Так, например, татарские светские учёные преувеличивают и абсолютизируют критику муфтиев ОМДС со стороны Ш. Марджани, этому способствует их далёкость от мира и быта татарских мусульманских священнослужителей. А этот мир устроен так, что любой мало-мальски заметный татарский мулла рано или поздно обрастает кружком так называемых «мунтагаев». Не избежал этой участи и Ш. Марджани, вокруг которого сложилось плотное окружение льстецов и подхалимов, привлекаемых перепадаемыми хазрату милостынями (обычно она раздается не только ему, но и всем присутствующим, хотя и в меньшем размере). Именно это окружение постоянно талдычило Марджани о его «созрелости» для сана муфтия. Когда его кандидатура не прошла из-за его незнания русского языка, Марджани был вынужден как-то оправдываться перед своими «мунтагаями», что можно было сделать только преуменьшая статус самого сана муфтия, это очень распространенная ситуация. Она даже в обобщенном виде изложена в басне Крылова «Лиса и виноград». Сейчас по прошествии многих лет надо с пониманием и деликатностью относиться к ситуации, в которую попал Ш. Марджани и не абсолютизировать его высказывания, которые обусловлены той ложной ситуацией, в которой он оказался не по своей вине.

Кроме этого, существует такая особенность в татарском менталитете: появляющиеся в нем деятели, претендующие на статус «отцов» нации очень ревнивы и не выносят никакой конкуренции, стремясь к исключительно монопольному положению единственных «отцов» татарского народа. Этот психологический комплекс «отцовства» также повлиял на во многом искусственную критику в адрес ОМДС и его муфтиев. С началом XX века у татар появляется относительно секуляризованная интеллигенция, стремящаяся «выражать» интересы татар. Однако в своём желании «выражения» этих интересов они сталкивались с привычкой царской администрации консультироваться по этим вопросам с ОМДС. Мало-помалу такая ситуация приводит к тому, что татарская интеллигенция начинает смотреть на ОМДС как на конкурента, постепенно скатываясь к борьбе с ним. Понятно, что эта борьба была возможна лишь по линии дискредитации ОМДС и его муфтиев. К сожалению, эта тенденция не только пережила царское время, но существует до сих пор. Характерно, что даже в короткий период существования «Милли идары», когда муфтий Г. Баруди согласился войти в него фактически в качестве рядового министра-руководителя назарата наряду с другими назаратами, фактически этим поступком придав легитимности этой структуре в глазах татарского народа. Несмотря на этот самоотверженный поступок, муфтий Г. Баруди много натерпелся от своих ревнивых «светских» коллег, которые не смогли простить ему его популярность. Ведь в народе систему «Милли идары» признавали лишь из-за нахождения там муфтия. Перипетии этих надуманных конфликтов описаны в воспоминаниях Г. Баруди периода его деятельности, когда он оказался в ареале белогвардейцев 1918–1919 гг. в Казахстане, Урале и Сибири.

К сожалению, такая же ситуация повторилась на рубеже конца 1980-х начала 1990-х годов, когда лидеры татарского национального движения не смогли «вынести» популярности муфтия Т. Таджутдина. Несмотря на то, что муфтий Т. Таджутдин с самого начала поддержал ТОЦ — ДУМЕС и все его сто с лишним тогдашних приходов стали коллективными членами ТОЦ. По приказу Т. Таджутдина татарское духовенство участвовало в мероприятиях ТОЦ, в его съездах. Немаловажно также, что Т. Таджутдин выделил ТОЦу 10 тысяч рублей — очень крупная сумма для советского периода. Однако, когда на съезде ТОЦ только Т. Таджутдину весь зал аплодировал стоя в течение продолжительного времени, очень многие уже вкусившие прелесть «отцовства» нации испытали психологический дискомфорт. Эта неосознанная ревность вылилась в предъявление ультиматума о немедленном переводе ДУМЕС в г. Казань. Аргументы Т. Таджутдина о том, что это невозможно быстро сделать из-за наличия башкирских приходов в ДУМЕС и отсутствия достаточных условий в г. Казани не были приняты. Даже включение пункта в устав ДУМЕС о его одновременном нахождении в трёх городах — Булгаре, Уфе и Казани не спасло положения. Ситуация пошла по привычному сценарию: началась дискредитация ДУМЕС и фигуры муфтия. Лишившись опоры в национальном татарском ареале, Т. Таджутдин был вынужден искать союзников в противоположном лагере — в федеральных структурах и в православных кругах.
Таким образом, ОМДС и его муфтии в течение длительного времени подвергаются целенаправленной дискредитации. Сейчас, видимо, настала пора восстановления исторической справедливости. Необходимо, отказавшись от привычных миссионерских и атеистических клише, восстановить объективную картину бытования ОМДС и служения его муфтиев, реабилитировать эту форму национального самоопределения татарского народа, своеобразную «репетицию» татреспублики.